Препиратели Бога
Но тут в разговор вступает следующий его «друг» — Вилдад Савхеянин. Что интересно, с первых слов он, словно в противовес словам Иова, также обвиняет того в напыщенности и пустоте его речей: «Долго ли ты будешь говорить так? — слова уст твоих бурный ветер!» (Иов. 8:2). Вроде бы, Иов ничего предосудительного не сказал, его слова даже полны смысла и богопочитания, и если не забывать, что он мучается и страдает, а его «друзья» просто сидят рядом, то слова Вилдада становятся просто оскорбительными. Но это, оказывается, только начало.
«Неужели Бог извращает суд, и Вседержитель превращает правду? Если сыновья твои согрешили пред Ним, то Он и предал их в руку беззакония их» (Иов. 8:3,4). Обвиняя Иова в неправедности, Вилдад приводит ему в пример судьбу его детей, которые, действительно, были грешны перед Богом. Предполагает он этого или нет, но сравнивая жизнь Иова с жизнью его погибших детей, он тем самым, как и Елифаз, заживо хоронит своего друга, говоря ему, по сути, следующее: «Если сыновья твои согрешили перед Ним, то Он и предал их в руку беззакония, каким же образом и тебя, насколько я вижу, судит Бог». Именно в таком контексте я понимаю слова Вилдада, иначе смысл его обличения просто пропадает.
Об этом же свидетельствуют и его следующие слова, которые он даёт как бы в ответ на поставленный им же самим вопрос, при этом он, на удивление, точен в своих окончательных суждениях: «Если же ты взыщешь Бога и помолишься Вседержителю, и если ты чист и прав, то Он ныне же встанет над тобою и умиротворит жилище правды твоей. И если вначале у тебя было мало, то впоследствии будет весьма много» (Иов. 8:5-7). Конечно, Вилдад, ты прав, но почему бы тебе тогда не взять и не дождаться того момента, о котором ты сам говоришь? Вся уникальность этих слов в том и состоит, что Господь так и поступил, а Иов так и сделал. По совету Вилдада или нет, не играет никакой роли. Важно задать другой вопрос. Что означают все эти «если» в 5-м стихе?
Эти «если» могут означать только одно: Вилдад продолжает утверждать, что если Иов будет поступать так же, как и его дети, то его постигнет такая же скверная участь. И никак по-другому его слова расценить невозможно, иначе к чему предыдущий пример с детьми? Но Иов был ни в чём не виноват. На самом деле ему была необходима простая близость с Богом (как сам Вилдад и утверждает), но не потому, что грех на пороге, о чём пытались доказать ему «друзья», а потому, что написано: «Утешайся Господом, и Он исполнит желания сердца твоего. Предай Господу путь твой, и уповай на Него, и Он совершит, и выведет, как свет, правду твою и справедливость твою, как полдень» (Пс. 36:4–6).
Именно этого и хотел Господь для Иова. Так с ним и произошло, о чём мы читаем далее в Библии. Как только Иов нашел утешение в Господе, Он тут же исполнил желания его сердца. Иов был восстановлен, как и предположил Вилдад, а если так, то значит, верно утверждение, что он делал добро и вел непорочную жизнь, идя путем, который, в конце концов, вывел его на более высокий и близкий уровень отношений с Богом. В 36-м псалме говорится: «Уклоняйся от зла, и делай добро, и будешь жить вовек: ибо Господь любит правду, и не оставляет святых Своих; вовек сохранятся они; и потомство нечестивых истребится. Праведники наследуют землю, и будут жить на ней вовек. Уста праведника изрекают премудрость, и язык его произносит правду. Закон Бога его в сердце у него; не поколеблются стопы его. Нечестивый подсматривает за праведником и ищет умертвить его. Но Господь не отдаст его в руки его, и не допустит обвинить его, когда он будет судим. Уповай на Господа, и держись пути Его: и Он вознесет тебя, чтобы ты наследовал землю; и когда будут истребляемы нечестивые, ты увидишь» (Пс. 36:27–34).
Как это ни странно, но 36-й псалом, который написал Давид, очень верно поясняет суть происходящего в жизни Иова, описывая дух человека, идущего путём правды. Личное утешение, которое является следствием общения с Богом, всегда выведет наши ноги на правильный путь с любого ошибочного и грешного направления. Правда, которая принадлежит только нам, становится на этом пути светом для ног, идущих во тьме, ибо она всегда являлась составляющей общего Божьего замысла, участником которого не переставал быть праведник. «Господом утверждаются стопы такого человека, и Он благоволит к пути его. Когда он будет падать, не упадет; ибо Господь поддерживает его за руку» (Пс. 36:23,24).
И снова повторюсь: даже если человек споткнется и упадет, Господь поддержит его, потому что правду определяет не событие или даже факт ошибки, но мотивы и желания сердца, по которым Господь и судит, на праведном ли мы пути или нет. Иов как раз и оказался именно в таком положении. Его сердце было проверено тем, что он остался верным путям, которые ему положил пройти Бог. Благодаря этому Господь смог вывести человека, имеющего праведность по делам закона, в состояние праведности по вере и благодати, которыми возможно обладать, лишь имея близкие отношения со Христом. Вспомните, Иов именно этого и искал, вопрошая: «Нет между нами посредника, который положил бы руку свою на обоих нас» (Иов. 9:33). Как только подобное желание становится основным жизненным лейтмотивом, наши ноги сами выходят на тот путь правды, который приготовил нам Бог.
«Знаю, Господи, что не в воле человека путь его, что не во власти идущего давать направление стопам своим» (Иер. 10:23). Этот стих является прекрасной иллюстрацией того, что не сам человек придумывает своё призвание, и не человек назначает себе путь правды, по которому ему должно пройти, а лишь Творец. Говоря о человеческих делах и заботах, Спаситель однажды спросил: «Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе роста хотя на один локоть?» (Лк. 12:25). Подумайте, если здесь речь идет всего лишь о естественных физиологических процессах, то что тогда говорить о нашем высшем предназначении? Мы понимаем, что человеку не дано назначать себе путь и придумывать призвание, всё это уже заложено в нас Самим Творцом, создавшем нас для чего-то определенного.
Даже любой земной творец, который созидает свое произведение, закладывает в это творение некий смысл его существования, в рамках которого это произведение может реализоваться на все 100%. Отсюда напрашивается очевидный и простой вывод: только у Автора замысла творение может узнать свой путь. «От Господа направляются шаги человека; человеку же как узнать путь свой?» (Прит. 20:24). На этот риторический вопрос Соломона ответ может быть только один. Узнав же свой путь правды и встав на него, можно смело надеяться на то, что Господь, как мы читали в 36-м псалме, вновь поставит и утвердит ноги такого человека, даже если он вдруг споткнётся.
Спотыкался ли Иов? Вполне возможно, равно как и все мы. Однако кому это даёт права рассуждать о таких людях как о потерянных? Но «поднимается ли тростник без влаги? растет ли камыш без воды? Еще он в свежести своей, и не срезан, а прежде всякой травы засыхает. Таковы пути всех забывающих Бога; и надежда лицемера погибнет; упование его подсечено, и уверенность его — дом паука. Обопрется о дом свой, и не устоит; ухватится за него, и не удержится. Зеленеет он пред солнцем, за сад простираются ветви его; в кучу камней вплетаются корни его, между камнями врезываются. Но когда вырвут его с места его, оно откажется от него: «я не видало тебя!»» (Иов. 8:11–18). И снова мы читаем речь Вилдада. Кто дал ему право сравнивать Иова с камышом, говоря о нём, как о вырванном со своего места, никчемном, забывшем Бога человеке? Ответ тот же, что и в случае с Елифазом: желание увидеть сказанное и рисует такие страшные картины проклятия жизни Иова. Как еще иначе понимать эти слова?
Быть может он просто умничает, а может и того хуже: глумится, не давая себе отчета, бросаясь высокопарными словами перед постелью больного и измученного Иова? Но тогда это делает его просто глупым и бессмысленным человеком, что не вяжется со всеми остальными его высказываниями. Итак, как бы кто не пытался объяснить такое низменное поведение, мы понимаем, что Вилдад, как и все остальные его «друзья», лишь выгораживает себя из-за страха оказаться на месте страждущего Иова.
Но вернемся назад к самому Иову. Тот при всей своей правоте и вере по-прежнему не может поверить, что Бог в состоянии услышать его слова, и не просто услышать, но прислушаться и понять, что его так беспокоит. «Хотя бы я и прав был, но не буду отвечать, а буду умолять Судию моего. Если бы я воззвал, и Он ответил мне, — я не поверил бы, что голос мой услышал Тот» (Иов. 9:15,16). Да, Иов верит, что Бог со своей высоты может заниматься человеком, но только как Судья. Он всё ещё не принимает Его как понимающего, любящего и желающего помочь Утешителя.
Но мысли Иова на этом не останавливаются. Разогнавшись в своем воображении, он высказывает самые необдуманные за всю свою историю слова, в которых слышны обреченность, боль и досада. Эта же депрессия заставляет его рисовать мрачными красками страдания и несправедливую картину о Боге: «Невинен я; не хочу знать души моей, презираю жизнь мою. Все одно; поэтому я сказал, что Он губит и непорочного и виновного. Если этого поражает Он бичом вдруг, то пытке невинных посмевается» (Иов. 9:21–23). «Хотя бы я омылся и снежною водою и совершенно очистил руки мои, то и тогда Ты погрузишь меня в грязь, и возгнушаются мною одежды мои» (Иов. 9:30,31). Эти же самые слова слышат и «друзья». Но, увы, они не видят в них ничего, кроме оскорблений и хулы на Бога, еще больше утверждаясь в своих ложных убеждениях об Иове.
Им, однако, невдомек, что вслед за этими, столь тяжелыми и, на первый взгляд, безнадежными словами, начинает рождаться то новое, что можно назвать прорывом, выраженным в яркой Новозаветной мысли: «Нет между нами посредника, который положил бы руку свою на обоих нас» (Иов. 9:33). Ныне со страниц Нового Завета мы читаем практически те же прекрасные слова: «Ибо един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус» (1 Тим. 2:5). Иов ищет посредника, он чувствует, что Таковой должен быть, и ему Его не хватает. Именно это является настоящей сутью Иова, и она постепенно начинает побеждать в его сердце, а не то, о чём мы слышали раньше и что «друзьям» Иова понравилось больше.
«Да отстранит Он от меня жезл Свой, и страх Его да не ужасает меня; и тогда я буду говорить и не убоюсь Его, ибо я не таков сам в себе» (Иов. 9:34,35). Осознав острую необходимость во Христе, как бы пустив Его в свое сердце, Иов признаёт за собой то, о чём впоследствии будет говорить апостол Павел: «Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю» (Рим. 7:19). Более того, признаваясь в несвойственном самому себе поведении или «буре» эмоций, Иов указывает на главную причину своих необдуманных слов — это страх, который он испытывает к Богу, могущему повергнуть человека в столь ужасные беды. И это, увы, не тот страх Господень, о котором мы привыкли говорить, и который является началом мудрости, — это человеческий, или плотской страх. Однако Иов не согласен с таким положением дел. Он говорит, что, страдая этим страхом, по сути, не является таковым: «ибо я не таков сам в себе», потому что истинный Иов в сердце своём хочет открыто и с дерзновением взирать на своего Создателя.
Несмотря на такое обнадеживающее заявление, на авансцену вдруг вступает следующий «друг» Иова Сафар. Тяжело это признавать, но и этот «друг» ничем не отличается от двух предыдущих. В похожих друг на друга претензиях слышно всё то же высокомерие и надменность, что и раньше: «Разве на множество слов нельзя дать ответа, и разве человек многоречивый прав? Пустословие твое заставит ли молчать мужей, чтобы ты глумился, и некому было постыдить тебя?» (Иов. 11:2,3). Остается лишь догадываться, сколь лицемерно они были вынуждены раньше лебезить перед успешным Иовом, что сейчас так смело, накинулись на немощного человека, словно стервятники на труп. Без милости и сострадания они методично заклевывают Иова, говоря ему свою «неприкрытую правду».
Здесь налицо тот случай, когда правда-матка, оставаясь, вроде бы, справедливой не производит то, к чему призвана, не созидает, но разрушает, непрестанно нанося духовные раны. В итоге Сафар, основываясь, как и Елифаз, на некоем откровении, которое он, видимо, уже получил, договаривается до очевидной клеветы на непорочного Иова, умело облекая сию «премудрость» в «безобидное» предположение: «Но, если бы Бог возглаголал и отверз уста Свои к тебе, и открыл тебе тайны премудрости, что тебе вдвое больше следовало бы понести! Итак знай, что Бог для тебя некоторые из беззаконий твоих предал забвению… И если есть порок в руке твоей, а ты удалишь его, и не дашь беззаконию обитать в шатрах твоих, то поднимешь незапятнанное лице твое, и будешь тверд, и не будешь бояться» (Иов. 11:5–6,14–15). Здесь снова старый как мир приём: Сафар изыскивает неправду в жизни Иова так же, как поступали с Давидом его враги. Мы можем смело классифицировать подобное действие как клевету, если вспомним, что Иов — один из немногих праведников, который смог бы спастись, оправдавшись перед Богом благодаря своей безгрешной жизни.
«Сколько знаете вы, знаю и я; не ниже я вас. Но я к Вседержителю хотел бы говорить и желал бы состязаться с Богом. А вы сплетчики лжи; все вы бесполезные врачи. О, если бы вы только молчали! это было бы вменено вам в мудрость. Выслушайте же рассуждения мои и вникните в возражение уст моих. Надлежало ли вам ради Бога говорить неправду и для Него говорить ложь? Надлежало ли вам быть лицеприятными к Нему и за Бога так препираться? Хорошо ли будет, когда Он испытает вас? Обманете ли Его, как обманывают человека? Строго накажет Он вас, хотя вы и скрытно лицемерите. Неужели величие Его не устрашает вас, и страх Его не нападает на вас? Напоминания ваши подобны пеплу; оплоты ваши — оплоты глиняные» (Иов. 13:2–12). Ценность и сила сказанных Иовом слов в том, что они не являются лицемерными, как слова его «друзей», а значит, более близки к истине, несмотря на их эмоциональность. Говоря, что он такой же, как и они, Иов в то же время даёт понять, что он не уподобляет себя им, поскольку все его мысли направлены к Богу. И если у него и есть хоть какое-то маломальское желание состязаться, то только с Богом, а не с больными или сокрушенными людьми, как это делают «друзья». Мы видим, что обличения Иова настолько же обоснованы и серьезны, насколько несостоятельны и лживы обличения его оппонентов.
Лучше, чем сказал Иов, уже не скажешь, но давайте посмотрим 7-й и 8-й стихи, где, если разобраться, Иов уличает своих «друзей» в очень страшных и до сих пор актуальных вещах. Как раз-таки под флагами именно таких вещей творились крестовые походы, горели костры инквизиции и умерщвляли инакомыслящих и еретиков. Зависть и страх «друзей» Иова толкали их говорить обвинительную неправду, выступая как бы за Бога и отстаивая Его интересы, словно Господь обессилел и не в состоянии восстановить правду. В глазах этих людей Вседержитель невольно превращается в очередного божка, за которого необходимо препираться, потому что он почему-то иногда не действует, как положено, и даже не глаголет, хотя, на взгляд так называемых борцов за правду, это в данный момент необходимо. Как только человек становится на такую позицию, слова истины в его устах тут же начинают трансформироваться в ширму, прикрывающую желания порочного сердца, и если это не остановить, то они превращаются в орудие убийства. Однако пример жизни Иисуса Христа показывает нам иное: Бог Сам так не делает, а значит не ведёт подобным образом Своих последователей.
«Вот, Он убивает меня; но я буду надеяться; я желал бы только отстоять пути мои пред лицем Его! И это уже в оправдание мне; потому что лицемер не пойдет пред лице Его!» (Иов. 13:15,16). Иов знает, — совесть его перед Богом чиста, и что «всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы; а поступающий по правде идет к свету, дабы явны были дела его, потому что они в Боге соделаны» (Ин. 3:20,21). Поэтому он смело заявляет, что желал бы отстоять «пред лицем Его» свои пути, потому что всегда стремился к свету, что, в свою очередь, ему самому же свидетельствовало о его правоте.
В который раз меня удивляет необычная близость слов Иова к духу Новозаветного учения. Дело в том, что Иов, как и Иисус, четко разделил два понятия: делающий злое, а значит, не идущий к свету, и поступающий по правде, который, наоборот, с желанием идет к свету. Но что мы знаем о свете, который упоминает Евангелие от Иоанна? Несколькими стихами выше, Иисус напоминает нам о том, что Господь послал Сына Своего в этот мир, но не для суда, а чтобы спасен был всякий верующий (Ин. 3:17–18). «Суд уже состоит в том, что свет пришел в этот мир, но люди более возлюбили тьму» (Ин. 3:19). Получается, что правда состоит в том, чтобы идти к свету, то есть к суду.
Человек, идущий путем правды, признает Его суд и не боится его, тем и оправдывается перед Ним, ибо суд наш — Христос спасающий и прощающий. Но поскольку во Свете невозможно делать грех, то и выходит, что приходится либо отходить от Христа, чтобы не быть во свете обличающего луча правды, либо все-таки признавать свою неправду и, отказавшись от нее, ступать на праведный путь. И это очень трудный процесс, однако только он возвращает человека на путь правды, освобождая нас от делания неправды и греха. Соломон когда-то об этом сказал так: «Милосердием и правдою очищается грех, и страх Господень отводит от зла. Когда Господу угодны пути человека, Он и врагов его примиряет с ним. Лучше немногое с правдою, нежели множество прибытков с неправдою» (Прит. 16:6–8).
Как же это выглядит на практике — идти к свету? Как мы можем реально освободиться от делания греха, чтобы не идти путями неправды? Что в связи с этим представляет собой упомянутый Соломоном союз милосердия и правды, коим очищается грех? Давайте попробуем понять это, чтобы также уверенно, как Иов или Давид начать двигаться к свету.