Ради правды Своей возвеличил закон

Итак, вскрыв на фоне трагедии Иова лицемерие так назы­ваемых друзей, книга Иова всё же не оставляет нас без примера положительных отношений между людьми, противопоставляя их искаженным взаимоотношениям. Однако мы не увидим в этом примере ни сантиментов, ни вздохов сожаления. На первый взгляд даже может показаться, что следующий пример едва ли чем-то отличается от предыдущих примеров лицемерных отношений. То ли в те вре­мена была принята такая манера общения, то ли восток — дело тонкое, но и в следующих словах мы не услышим сочувствия и присущей друзьям (как мы это представляем) добродушности. Но даже через такую призму кажущегося хладнокровия, не трудно разглядеть, что эти слова какие-то другие. А другие они, потому что отвечают требованиям Божьего замысла.

Несмотря на то, что в начале повествования об этом ничего не говорится, но вместе с «друзьями», и возможно, с самого на­чала был ещё один человек по имени Елиуй. По всей видимо­сти, не являясь настолько «близким другом», как считали себя Елифаз, Вилдад и Софар, он так же, как и они, прослышав о страданиях Иова, пришёл поддержать его в скорбные дни, од­нако в отличие от «друзей» за всё время не проронил ни единого слова. И лишь тогда, когда слова Иова и «друзей» закончились, он отважился высказать то, что накопилось у него на сердце. В итоге, Елиуй стал единственным, кто смог беспристрастно увидеть не только проблему Иова, но и проблему самих «дру­зей». Как мы увидим дальше, сердце этого человека не имело порока зависти и страха, которыми были исполнены сердца «друзей», отчего его слова и были столь рассудительны и толковы, несмотря на его молодой возраст. «И отвечал Елиуй, сын Варахиилов, Вузитянин, и сказал: я молод летами, а вы — старцы…» (Иов. 32:6).

В отличие от «друзей» он не претендовал на учительское место в жизни Иова, однако, выступив в роли независимого наблюдателя, невольно стал таковым, поскольку обладал глав­ным орудием правды. Давайте попытаемся рассмотреть ещё одно место Писания, чтобы отыскать и понять принцип действия пока ещё неизвестного нам орудия, с помощью которого действует правда. Оно поможет нам не только определить сфе­ру его влияния, но и характер его проявления в жизни челове­ка. «Братия мои! не многие делайтесь учителями, зная, что мы подвергнемся большему осуждению, ибо все мы много согрешаем. Кто не согрешает в слове, тот человек совершенный, могущий об­уздать и все тело… Мудр ли и разумен кто из вас? докажи это на самом деле добрым поведением с мудрою кротостью. Но если в вашем сердце вы имеете горькую зависть и сварливость, то не хвалитесь и не лгите на истину. Это не есть мудрость, нисходящая свыше, но земная, душевная, бесовская, ибо, где зависть и сварливость, там неустройство и все худое. Но мудрость, схо­дящая свыше, во-первых, чиста, потом мирна, скромна, послуш­лива, полна милосердия и добрых плодов, беспристрастна и нели­цемерна. Плод же правды в мире сеется у тех, которые хранят мир» (Иак. 3:1,2,13–18).

Говоря в 3-й главе своего послания о проблеме языка, Иаков поднимает ещё один не менее важный вопрос — о пра­вильном учительстве. Благодаря апостолу мы можем видеть всю глубину влияния и ответственность, которую несут учи­теля. То, что выдаёт наш язык, является лишь следствием тех причин, о которых Иаков заводит речь дальше. В конце главы он указывает на ряд обязательных условий, которые по своим требованиям приравнивают способность учить к высшему дару пророчества. А на тот случай если мы решили кого-то поучить жизни, не имея на то мудрости свыше, предупреждает нас о большом осуждении, которое следует за таким поступком.

Со­гласно словам Иакова, мудрость, о которой мы можем думать, как о мудрости, нисходящей свыше, не будет являться таковой, если наш путь не есть путь правды. Путь же правды подразуме­вает соответствующие плоды. Таким образом, суть послания Иакова сводится к тому, что если в нашей жизни нет плодов мира, чистоты, скромности, послушливости, милосердия, бес­пристрастности и не лицемерия (а наша совесть, надеюсь, не даст нам солгать), то и мудрость наша в конечном счете получается бесовская, а значит, учительство наше, которое мы пытаемся навязать другим, подвергнется серьезному осуждению.

Но где же взять такие прекрасные плоды, чтобы нам с твёр­дой уверенностью, как Иову, знать, что мы идём по пути прав­ды и владеем мудростью, которая позволяет нам, как Павлу, не страшиться за сказанные слова? Для этого существует ещё один прекрасный плод, который наряду с другими плодами приравнивается в Послании к Галатам к плодам Духа Святого (Гал. 5:22,23). В нашем же случае он играет исключительную и наиболее важную роль, являясь инструментом правды. «Мудр ли и разумен кто из вас? докажи это на самом деле добрым по­ведением с мудрою кротостью» (Иак. 3:13). Кротость, которою Иаков особо выделяет, ставя её во главу своих рассуждений о мудрости, и является тем самым удивительным инструментом, с помощью которого должна действовать в нашей жизни прав­да.

Уважительно называя кротость мудрой, Иаков придает ей особый статус, который и определяет наше поведение в целом. Но является ли это лишь точкой зрения Иакова, или подобное убеждение мы можем встретить и в других местах Писания? Безусловно, можем, и не один раз, когда Слово Божье настой­чиво обращает наше внимание на кротость как на инструмент правды. Первый пример такого проявления правды мы сно­ва находим на примере жизни Елиуя в Книге Иова. Благода­ря именно этому качеству Елиуй, в отличие от других друзей Иова, оказался в глазах Бога более правым.

Однако, зная известных нам «друзей» и их повадки, можем ли мы сказать что-то подобное об Елиуе? Быть может, он ничем не отличается от них, и его обличения являются лишь очеред­ной жалкой копией «дружеских» наставлений? Для ответа на этот вопрос мы вновь обратимся к словам Иакова о мудрости: «...мудрость, сходящая свыше, во-первых, чиста, потом мирна, скромна, послушлива, полна милосердия и добрых плодов, беспри­страстна и нелицемерна». Следуя этим словам, можно точно определить, была ли мудрость Елиуя нисходящей свыше, то есть от Бога, как впоследствии он сам дерзнул заявить, или она исходила из другого источника. И мы можем это легко проверить.

«И отвечал Елиуй… я молод летами, а вы — старцы; поэто­му я робел, и боялся объявлять вам мое мнение. Я говорил сам себе: „пусть говорят дни, и многолетие поучает мудрости“» (Иов. 32:6,7). Видя уважение, которое проявил Елиуй по отно­шению к другим, можно о нём сказать следующее: он был че­ловеком скромным и мирным. Скромен тем, что не выставлял свое мнение напоказ, терпеливо ожидая подходящего часа, а мирен тем, что совершенно не был склонен к ссоре и не имел агрессии в словах обличения. Кроме того, его терпеливое ожи­дание говорит нам о том, что его мудрость была послушлива. Елиуй не просто повиновался словам многолетней мудрости, но был способен выслушать и понять чужое мнение.

Следует добавить, что он был к тому же человеком нелицемерным, по­тому что над ним не возобладали страсти (как это произошло с «друзьями», которых обуяли чувства страха и зависти), соответ­ственно, он не имел надобности притворяться тем, кем не был на самом деле, и прикрывать неискренность. Оказавшись вне душевных страстей «друзей», Елиуй остался в спокойствии и сохранил мир в своём сердце, что сделало его способным сеять плод правды. Какой же это был плод, разберём немного позже. Сейчас же мы подошли к основному качеству Елиуя, которое позволило этому молодому, но мудрому человеку стать тем самым настоя­щим учителем в жизни Иова, говорящим от имени Бога.

Что мы знаем о кротости? В традиционном представлении кроткий человек —это такая тихая «серая мышка» или в луч­шем случае смиренный человек. Но если это просто смирение, то зачем тогда Слову Божьему понадобилось отдельно имено­вать смирение смирением, а кротость кротостью? В действительности это далеко не одно и то же. Являясь между собой неразделимыми, кротость и смирение в то же время представ­ляют совершенно разные стороны бытия человека. Созидая и дополняя друг друга, они могут быть жизнеспособными, лишь ходя рука об руку. Смирение — это состояние, в котором должен пребывать человек перед Богом. Кротость же — это качество, которое должен являть человек перед людьми. Если человек смирен перед Богом, то он кроток и перед людьми. Если же человек кроток перед людьми, то можно смело ска­зать, что он смирен перед Богом. Благодаря множеству учений о смирении, которые есть в Церкви, об этом качестве мы знаем немало. Но поскольку люди зачастую путают смирение и кро­тость, необходимо разобраться и понять, почему Божье Слово указывает именно на кротость как на качество для успешного претворения в жизнь правды.

Определение кротости, которое дал мне Господь, звучит довольно лаконично: кротость — это особое качество духа, воплощающее в жизнь правду. Данное определение отлично вписывается в то понятие, которое вкладывали в кротость еще древние греки, на языке которых и был написан Новый За­вет. Древние греки говорили, что кротость должна вступать в действие тогда, когда строгие нормы справедливости обретают несправедливый характер. Скептикам, которым тяжело согла­ситься с этим определением, поскольку они привыкли пони­мать под кротостью нечто иное, следует пояснить, что когда писались послания Нового Завета, то смысл слов, который вкладывали авторы в свои тексты, не мог быть отличным от того, каким пользовались люди того времени, а следовательно, что подразумевалось тем или иным термином того времени, то и имелось в виду.

В свете этого становятся очевидны чувства, которые испы­тал и на основании которых начал действовать Елиуй. «Когда же Елиуй увидел, что нет ответа в устах тех трех мужей, тог­да воспылал гнев его» (Иов. 32:5). Какой гнев воспылал у Елиуя? Не тот ли это гнев, который мы называем праведным, как это было у Иисуса? Посмотрите, на что обратил мое внимание Господь, когда показал примеры кроткого поведения Иисуса Христа. Этими примерами стали два, ничем, на первый взгляд, не связанных между собой места из Писания, но на самом деле они содержат в себе лишь два разных проявления кроткого ха­рактера Христа. Давайте разберем, что имел в виду Спаситель, когда призывал нас учиться кротости и смирению на примере Его жизни: «Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Мф. 11:28–30). Эти стихи из Евангелия от Матфея являются последними стихами 11-й главы, в 12-й же главе мы узнаем о кротости Иисуса Христа на прак­тике.

Что интересно, такую последовательность мы можем встретить только у евангелиста Матфея, но в этом нет ника­кого противоречия с другими Евангелиями. Дело в том, что Матфей не преследовал цели изложить жизнеописание Хри­ста в точном хронологическом порядке, он, скорее, пытался описать события в контексте определенного учения. Впослед­ствии, когда произошло деление на стихи и главы, отрывок Писания, касающийся кротости, оказался как бы разорван­ным между 11-й и 12-й главами. Но Господь, в свете разговора о кротости, указал мне на это разделение как на искусственное, поскольку при написании Евангелия Дух Святой вложил Мат­фею желание подкрепить слова, сказанные Иисусом о крото­сти, примером её претворения в жизни Спасителя. Поэтому я уверен, что здесь есть намеренно выстроенная последователь­ность событий для подтверждения слов Спасителя. Итак, что же следует за словами Иисуса Христа о кротости, которой мы должны научиться?

«В то время проходил Иисус в субботу засеянными полями; ученики же Его взалкали и начали срывать колосья и есть. Фари­сеи, увидевши это, сказали Ему: вот, ученики Твои делают, чего не должно делать в субботу. Он же сказал им: разве вы не чита­ли, что сделал Давид, когда взалкал сам и бывшие с ним? Как он вошел в дом Божий и ел хлебы предложения, которых не должно было есть ни ему, ни бывшим с ним, а только одним священни­кам? Или не читали ли вы в законе, что в субботы священники в храме нарушают субботу, однако невиновны? Но говорю вам, что здесь Тот, Кто больше храма; если бы вы знали, что значит: „милости хочу, а не жертвы“, то не осудили бы невиновных; ибо Сын Человеческий есть господин и субботы» (Мф. 12:1–8). Ис­пользование не по Духу, вне Божьего замысла, общих для всех норм справедливости и закона приводит фарисеев к напрас­ному осуждению учеников Христа. Правда, которая никогда не выражается в осуждении других и не утверждается путём принесения их в жертву, попирается.

Как мы помним, внеш­ним проявлением правды в жизни человека является милость, однако фарисеи — ревностные представители буквы закона — привыкли более судить, нежели оправдывать. Вот и не могут они в описанной ситуации обойтись без «обязательного для них» принесения жертвы. Столкнувшись с проблемой, выходящей за рамки привычного понимания закона, фарисеи почувство­вали опасность и испугались, прежде всего, за себя, как неког­да «друзья» Иова, которые в качестве защиты предпочли напа­дение. Оттого и возобладало у фарисеев желание немедленно уничтожить источник их дискомфорта, а в качестве жертвы выбраны были, как всегда, не собственные порочные принци­пы, а возмутители их фарисейского порядка и спокойствия в лице учеников Христа.

Мы же прекрасно понимаем, что данный поступок учеников никоим образом не мог противоречить закону, и даже не потому, что фарисеи неправильно его понимали, а потому, что главное в исполнении закона — это смысл, или, другими словами, дух, преследующий правду, а не буква, которая без правды (ради которой она существует) сама по себе мертва и ничего, кроме смерти, принести не может. Закон говорит просто: в субботу работать нельзя, а правда утверждает, что нет никакой разни­цы, когда мы работаем, лишь бы Господином нашей жизни был Христос. Если так, то все дни наши превратятся в субботу, а все дела будут во славу Божью.

Итак, Христос категорично защищает перед фарисеями Своих учеников, потому что смысл их жизни и цель их исканий находились не в законе, который является лишь детоводителем – средством их достижения, а во Христе — самом Законо­дателе, глаголющем истину. Они смотрят на Него и боготво­рят Его, а не закон. Надеясь достучаться и до сердец фарисеев, Христос объясняет им это на примере жизни самого почита­емого в Иудее царя Давида, а также приводит им пример из их собственной практики — простой принцип приоритета в жизни любого верующего человека: способ никогда не должен дискредитировать смысл, равно как безжизненное никогда не должно господствовать над живым.

«Господу угодно было ради правды Своей возвеличить и про­славить закон» (Ис. 42:21). Данный стих окончательно по­могает нам устранить все лишние вопросы, возникающие по этому поводу у тех, кто чтит закон. Как Христос, имея в Своей жизни в качестве приоритета наше спасение, пожерт­вовал ради этого Самим Собой, выбрав в качестве средства для достижения данной цели Собственную жизнь, так и у правды, которая должна быть главным приоритетом в жизни человека, первым средством для её достижения явился за­кон. Поэтому целью должно было стать не простое следование закону, а осмысление через его исполнение правды, на которую он и указывает. Ради цели достижения правды Бог и прославил закон, поскольку во времена Первого Завета он стал единственным возможным для падшего человека средством, раскрываю­щим перед ним Божий замысел. Закон служил своего рода костылем для человека, который только начинал ходить с Богом после падения, чтобы помочь ему хоть как-то дви­гаться по пути правды.

И вот, наконец, наступил момент, когда Сам Царь прав­ды пришёл на землю и обитал с нами, уча нас истинному пути Божьему, но фарисеи, так и не поняв его смысла, все так же глупо продолжали печься об исполнившем свою функцию за­коне. Но ладно, если бы только не поняли, они же начали сби­вать своими ложными обличениями тех, кто правильно шёл, трактуя закон в соответствии с собственным порочным серд­цем, а это в корне противоречит основной Божьей цели, ради которой и пришёл Христос. Учителя Израилевы, призванные учить правде Божьей и не делающие этого, как враги, поража­ли каждого, кто вознамеривался идти путём правды, следуя за Христом. Могло ли это не возмутить Христа, тем более, если мы вспом­ним о том, что правда, которую проповедовал Он, есть путь спасения, приводящий нас в Царство Божье? Именно по этой причине Христос и вос­стал на противников правды, когда те накинулись на мирно собирающих хлеб учеников, как это не раз приходилось делать Христу: «…Иисус, вошед в храм, начал выгонять продающих и покупающих в храме; и столы меновщиков и скамьи продающих голубей опрокинул; и не позволял, чтобы кто пронес через храм ка­кую-либо вещь» (Мк. 11:15,16).